Еще несколько сильных ударов последовали один за другим. И вдруг Горюнов услышал резкий треск, словно выстрел, раздавшийся рядом с ним, и увидел, каменея от ужаса, не будучи в состоянии двинуть ни одним членом, как в нескольких шагах от него раскрылась черная щель и часть площадки уступа, на которой лежал Костяков возле нарты, слегка наклонилась, потом быстро повернулась круче и рухнула вниз. Отчаянный крик смешался с плеском воды, грохотом ломавшихся друг о друга глыб; столб пыли взвился в воздух. Все это было делом нескольких секунд. Еще некоторое время слышен был постепенно замиравший плеск волн, поднятых падением огромной массы.
Горюнов с трудом, дрожа всем телом, вылез из мешка. Голос отказывался ему служить – только дрожащие звуки вылетели из горла. В двух шагах от него чернела свежая ломаная линия отрыва, и на месте восточной части площадки зияла черная бездна. Он подполз к краю и глянул вниз – среди волновавшейся еще воды чернела масса глыб обвала; на сугробе с лестницей зияла широкая брешь, очевидно, выбитая одной из глыб, отскочившей в сторону.
– Что такое, что случилось? – раздался голос Ордина, который спал так крепко, что только треск и грохот обвала привели его в чувство.
– Об… об… обвал… Костяков… нарта… свалились! – с трудом проговорил Горюнов, продолжая глядеть вниз.
Эта страшная весть сразу подняла Ордина на ноги.
– Так нужно же искать, помочь, вытащить! Скорее! – вскричал он, освобождаясь из мешка. – Эй, Никифоров, вставай, сюда! Где байдара?
– Невозможно! – сказал Горюнов с отчаянием в голосе. – Спустить байдару нельзя – сугроб снесен обвалом. А Костякова придавило.
– Да откуда вы знаете?
– Он в мешке и нарта соскользнули вниз, как только площадка наклонилась, и упали в воду раньше, чем вся масса рухнула; обвал упал прямо на них.
Ордин подошел к краю обрыва и стал смотреть вниз.
– Ничего не видно, кроме воды и глыб обвала. Костяков в спальном мешке всплыл бы наверх, как пузырь, если бы его не придавило.
– Какой ужас! – простонал Ордин. – На глазах погиб человек, и ничем помочь нельзя!
Один взгляд на сугроб показал ему, что спуск без долгой подготовительной работы невозможен, – в гребне зияла брешь метров в пятнадцать ширины и десять глубины.
– Нельзя ли спуститься на веревке прямо с обрыва к воде? – предложил он.
– Достаточно прочных веревок у нас наберется едва на половину высоты – ведь здесь больше восьмидесяти метров, – ответил Горюнов.
– И не удержать нам вдвоем одного человека столько времени, – прибавил подошедший Никифоров.
– Но ведь, кроме Костякова, погибли все результаты нашей экспедиции! – вскричал Ордин.
– Да, погибли! – произнес Горюнов безнадежным голосом.
– Нужно хоть осветить место обвала – оно в тени и плохо видно. Может быть, Костякова отбросило в сторону и он лежит без сознания!
Никифоров принес из запаса дров большой пук хвороста, обвязал его куском веревки, поджег и, нацепив на багор от байдары, протянул над бездной. Ордин и Горюнов прилегли на краю, чтобы свет не падал им в глаза, и стали всматриваться вглубь. Хворост быстро разгорелся и осветил место обвала. Там, в промежутке между сугробом с лестницей и соседним, более низким, видна была только мутная, еще волновавшаяся вода и поднимавшаяся из нее куча нагроможденных друг на друга базальтовых глыб. Ни на них, ни на воде никаких признаков человека, обломков нарты, вещей. Обвал похоронил все под собой. Веревка у крюка перегорела, и пылающий пук полетел вниз, упал на кучу глыб и на несколько минут, догорая, осветил еще лучше все место, но ничего нового не показал.
Новый подземный удар заставил лежавших вскочить на ноги; на их глазах от края обрыва отделились еще несколько небольших глыб и рухнули вниз.
– Отодвинем нарты подальше отсюда! – распорядился Горюнов. – Как бы не повторилось несчастье!
Все трое с помощью Аннуир, молча присутствовавшей при описанной сцене, перетащили нарты, а затем и свои постели подальше от нового края обрыва, к месту спуска на сугроб. Последний своей ледяной массой все-таки поддерживал отвесную стену базальта, и казалось, что здесь более надежно. В глубине площадки, у подножия верхнего уступа, также было небезопасно – оттуда уже свалилось несколько камней.
Отдаленный грохот потряс воздух и заставил всех взглянуть на север. Там, над северной частью котловины, клубились столбы дыма или пара, местами озаренные зловещим красным светом: слышались частые и сильные взрывы, которые эхо окраин повторяло без конца. При каждом взрыве почва уступа слегка вздрагивала под ногами.
– Вулкан просыпается! – проговорил Ордин.
– А люди, несчастные люди, спасшиеся туда от наводнения! Что с ними будет? – вскричал Горюнов. – Наш товарищ только что погиб здесь, другой погибнет там, и снова мы ничем не можем помочь!
Аннуир прижалась к Ордину и смотрела вдаль; слезы текли из ее глаз, и она вздрагивала от сдерживаемых рыданий.
– Однако пришел конец этой землице? – недоумевающе спросил Никифоров. – Что там только деется: дым, огонь из земли, глядите-ка!
Там, на севере, не столб, а целая колонна столбов черного дыма и белого пара, смешавшихся друг с другом, поднялась много выше окраин котловины, то есть тысячи на три метров; то тут, то там ее прорезывали огненными дугами, словно ракеты, высоко взлетавшие раскаленные камни. Иногда туча паров, сопровождаемая рядом взрывов, словно артиллерийскими залпами, вырывалась в каком-нибудь месте и ширилась, вырастая вверх. Зарево на тучах колоннады разгоралось ярче – очевидно, где-то уже прорвалась раскаленная лава. Печальная луна, постепенно склоняясь к закату, освещала по-прежнему котловину и серебрила воды озера, которые все время волновались.