Земля Санникова - Страница 82

Вдруг Горохов вспомнил, что в последний раз, когда они ходили на свою базу, они принесли запасное ружье, совершенно новое, которое хотели на прощанье подарить Амнундаку. Не забыли ли его товарищи? Вот было бы счастье! Оно лежало в разобранном и запакованном виде в головах постели Горюнова, и онкилоны едва ли догадались, что этот сверток – тоже палка с молниями. Горохову захотелось сейчас же убедиться в этом. Ведь после моления ружье может очень понадобиться, чтобы защищать свою жизнь. Он отпустил Раку к остальным, а сам немного погодя перешел на постель Горюнова, объяснив, что здесь почетное место и веселее, чем в его углу. Он прилег, стал осторожно шарить и в глубине изголовья под шкурами и слоем сена нащупал сверток. Но как его развернуть и собрать ружье, не обратив на себя внимания женщин? Чем бы занять их? А не проделать ли все у них на глазах в виде фокуса, который произведет впечатление? Пожалуй, это будет самое лучшее – они увидят, что из бумаги и кусков вырастает страшная палка.

Вытащив сверток, он сел на край постели, но не рядом с женщинами, и сказал, что покажет сейчас превращение «вот этой дубинки, взятой у людоедов, в палку, выбрасывающую громы и молнии». Некоторые женщины закричали: «Ой, не надо!», но любопытство большинства победило. Горохов начал развязывать сверток, упакованный еще в магазине в столице; развязав бечевки, он передал их женщинам, никогда еще не видавшим подобного. Бечевки пошли по рукам, и их разглядывали внимательно. Потом он развернул большие листы оберточной бумаги, также никогда не виданной онкилонами; и они пошли по рукам; женщины удивлялись «тонкой желтой коже». Когда один лист, поднесенный слишком близко к огню, вспыхнул ярким пламенем, раздались крики ужаса и удивления – кожа так не горела. Пока все взоры были устремлены на пылающий лист, Горохов быстро собрал ружье – это была двустволка центрального боя, с одним нарезным стволом для пули, – взял его на прицел и воскликнул:

– Вот и палка готова!

Ближайшие к нему женщины отшатнулись и взвизгнули, воображая, что сейчас же из блестящей палки вылетит молния. Но Горохов засмеялся и сказал:

– Не бойтесь, молния вылетит только в того, кто захочет сделать мне дурно, а вы все добрые женщины.

Фокус произвел сильное впечатление: некоторые женщины знали, что у «полубелого» колдуна – так звали Горохова онкилоны между собой ввиду его смуглой кожи, в отличие от трех остальных, – сегодня унесли страшную палку, чтобы сделать его беззащитным. И вот он у них на глазах превратил какую-то дубинку в новую палку. Это нужно непременно рассказать мужчинам.

Пачку патронов, бывшую при ружье, Горохов спрятал в карман, чтобы зарядить, когда понадобится. Обладание ружьем успокоило его. К нему вернулось хорошее настроение, и, держа ружье в руках, он сказал:

– А теперь, женщины, потанцуйте, как в прошлый раз, когда вы были у нас в гостях! Я вам дарю вот эти ремешки и эту кожу, а вы потанцуйте, пока там шаман призывает духов.

Приходилось повиноваться колдуну, обладавшему палкой. Но женщины вообще плясали охотно, особенно в долгую зимнюю ночь, а сейчас ведь была уже зима – снег лежал и не таял. И те, которые еще не разделись, войдя в землянку, сделали это теперь. Начался танец, описанный уже прежде, вокруг весело пылавшего костра, а Горохов, полуразвалившись на постели Горюнова, с ружьем в руках, покуривая трубку, смотрел на пляшущих женщин.

Но в этот раз женщины не успели доплясаться до изнеможения – явился воин и сказал, что моление кончилось и можно вернуться в свое жилище.

– Раку останется здесь, у меня… – заявил Горохов. – Раку, слышишь!

– Амнундак сказал, чтобы и ты пришел в его жилище, – ответил воин.

– Скажи Амнундаку, что я буду спать в своем жилище и Раку останется со мной! – решительно заявил Горохов.

– Амнундак велел… – начал опять воин.

– Я не онкилон и не подвластен Амнундаку, – прервал его Горохов. – Он не может мне приказывать… Раку, иди сюда!

Одевавшиеся женщины удивленно переглядывались и перешептывались; воин был поражен. До сих пор белые колдуны ни разу не говорили таких слов и старались угождать вождю, хотя втайне вредили и создавали бедствия. А тут этот полубелый остался один и завел такую речь. Раку не знала, что ей делать: уходить ли с другими женщинами или остаться с Гороховым.

– Раку, тебе говорю, не одевайся, а иди сюда, ко мне! – крикнул Горохов.

Этот решительный тон подействовал, и Раку подошла к нему.

– Садись тут, Раку! Когда все уйдут, мы будем ужинать.

Женщины, забрав детей, одна за другой вышли из землянки; воин постоял в нерешительности и наконец ушел. Раку села и сказала:

– Амнундак будет очень сердит. Он меня накажет за то, что я осталась здесь.

– Не бойся, он не посмеет ничего сделать тебе. Вот увидишь! А теперь вари чай.

Спокойствие Горохова подействовало на женщину, и она вернулась к своим хозяйским обязанностям. Они спокойно поужинали и собирались уже лечь спать, когда дверь отворилась и вошли четыре вооруженных воина. Старший из них заявил:

– Амнундак сказал: ты не хочешь быть гостем в его жилище – оставайся здесь. Но он велел нам пройти к тебе, чтобы ты не оставался один без защиты. Мы будем здесь спать, место есть.

«Ишь, как вывернулся, мудрец!» – подумал Горохов и сказал громко:

– Очень хорошо придумал Амнундак! Ложитесь двое там, – он указал на постель Ордина, – и двое тут, – он указал на свое прежнее место. – А я буду на почетном месте, пока не вернутся другие белые люди.

Три воина легли, не раздеваясь, а четвертый уселся у огня.